ВЛАДИМИР ЭКЗАРЬЯН: Разница в обучении специалистов и бакалавров всего 1 семестр

Ред.: Экологи, которых выпускает МГРИ-РГГРУ, сразу готовы к работе на предприятии, или они далеки от практики?

В.Э.: Конечно, мы продолжаем традиции Московского геологоразведочного института (МГРИ) и готовим специалистов-практиков. Но при этом мы связаны в своей работе образовательным стандартом, который выпускался под эгидой МГУ и, естественно, в значительной степени имеет академический характер. Однако благодаря тому, что этот стандарт, принятый три года назад, делится на академический и прикладной бакалавриат, у ребят есть возможность выбора. На эти два направления у нас разный набор, даже разные проходные баллы ЕГЭ.

Соответственно, в образовательном стандарте для прикладного бакалавриата предусмотрено меньше лекционных занятий по сравнению с практическими, а также увеличено количество учебных и производственных практик. Кроме того, в прикладном бакалавриате мы читаем много разных курсов, которые носят чисто прикладной характер. Например, методы обработки экологической информации. Там я ребятам сначала рассказываю, что такое экологическая информация, показываю ее разнообразие, а затем обучаю основным способам ее обработки. В первую очередь, естественно, это математическая статистика. И все это на конкретных примерах: реки, откачки из подземных водоносных горизонтов и пр. Студенты обрабатывают информацию, строят модели прогноза абразионных процессов с использованием современных программных продуктов и ГИС-технологий. Должен сказать, не все гидрогеологи, особенно старой формации, могут работать на таком же уровне.

Академический бакалавриат уходит больше в сторону теоретико-методологических аспектов. Им читают, например, курс «Экология и культура» и другие подобные.

При этом производственная практика у них одна, просто у «академиков» она длится два месяца, а у «практиков» – три.

Ред.: На Ваш взгляд, в каком состоянии на сегодняшний день находятся инженерно-экологические изыскания?

В.Э.: Инженерно-экологические изыскания нужно четко делить на две части. Во-первых, это валовые работы под массовую жилую застройку, которые отлично расписаны в СП 11-102-97. Они, на мой взгляд, хотя и представляют некий интерес, но не очень важны. Когда в Мосгоргеотресте было создано соответствующее подразделение, они стали брать пробы почв, определять в них тяжелые металлы, мерять радиационный фон. Это, конечно, вызывало улыбку. Ведь если будет строиться дом, то весь грунт под ним все равно вывезут при строительстве фундамента. И, вообще, большая часть этих материалов мало интересна для проектировщиков и строителей. Им важна, например, газогенерация, но ее в рамках инженерно-экологических изысканий определяют очень редко.

Второй блок – инженерно-экологические изыскания для специальных объектов. Эти работы совершенно другие, гораздо более ответственные, требующие своей методологии. В 2013 году вышел первый нормативный документ, в подготовке которого я принимал участие, регламентирующий инженерные изыскания, в том числе инженерно-экологические, для объектов атомной энергетики. Вот там этот вид работ, наконец, приобрел свое лицо, впервые была показана важность экологических исследований.

Там, например, четко прописано, что еще до начала работ нужно выявить место, где с точки зрения природоохранного законодательства, с точки зрения сохранения природных объектов и ресурсов для будущих поколений, можно построить тот или иной промышленный объект без ущерба для экологии. Правда, инженер-геологам это не понравилось. Ведь на законодательном уровне и так есть природоохранные заказники, леса повышенного бонитета, природные ландшафты, есть учет безопасности подземных вод… В общем, много ограничений на возможные места строительства. А тут еще дополнительные инженерно-экологические изыскания, которые могут и без того ограниченные площади еще больше урезать.

Ред.: А есть какие-нибудь свежие примеры из практики, когда экологи не дали хода строительству?

В.Э.: Ну вот совсем недавно в Калининградской области собирались строить атомную электростанцию. Собрав все материалы, мы поняли, что одна из площадок, которую предполагалось использовать под строительство, относится к природоохранной зоне самого высоко уровня – там болото. А болота, как известно, включены в Рамсарскую конвенцию, которая была подписана СССР в 1972 году. Значит, на них строить нельзя. Дело в том, что болотные угодья сохраняют и поддерживают все биологические круговороты и их следует очень беречь. Но не всем это известно.

Ред.: Инженерно-экологические изыскания важны только на этапе выбора площадки для строительства, или у экологов и дальше есть работа?

В.Э.: На мой взгляд, инженерно-экологические изыскания не должны заканчиваться никогда. Они должны проводится на всех этапах (стадиях) «жизни» ПТС: предпроектная, проектная, стадия рабочей документации, строительство, эксплуатация, реконструкция, ликвидация и, наконец, реабилитация (рекультивация) территории. И, конечно, на всех этапах должен проводиться мониторинг. Вот именно такую последовательность инженерно-экологических изыскания я пытаюсь привить тем будущим экологам, которые сейчас у нас учатся.

Многие думают, что экологи занимаются только почвами, радиацией и газом. Однако и изучение процессов занимает большое место в нашей работе. Во время учебных практик студенты знакомятся с методами исследования таких процессов как оползни, абразия, эрозия, карст и т.д. Многие выпускные квалификационные работы (по-старому – дипломы) посвящены процессам, которые изучались студентами при прохождении производственной практики. Ну и конечно кандидатские диссертации наших выпускников связаны с этой темой. Последняя, Н.Грохольского, была посвящена методике оценки оползневого риска.

Вообще, экология как наука, базируется на четырех научных направлениях – это биология, география, геология и почвоведение. Иногда сюда добавляют гидрологию и гидрогеологию. Когда Вы попадаете на географический факультет МГУ, превалирует география, на биологический – биология и т.д. И самое главное, не упускать из образования остальные дисциплины, лежащие в основе экологии как меганауки. Потому что в противном случае это будет уже не экология, а непонятно что.

Ред.: Чем, на Ваш взгляд, отличается геоэкология, которая преподается во МГРИ, от экологической геологии на геологическом факультете МГУ?

В.Э.: Это извечный спор между специалистами. Давайте по порядку. Начать надо с того, что последнее время мы предпочитаем использовать термин мегаэкология. Экология – это маленькое ответвление в биологии, и поэтому этот термин занят. В мегаэкологию входят биоэкология, геоэкология, социоэкология, промышленная экология (ООС) и отдельно выделяется эконология (экономико-экологические исследования). Так вот, геоэкология – наука, занимающаяся всеми сферами земли, которых, как известно, четыре – литосфера, гидросфера, атмосфера и педосфера. А экологическая геология – это часть геоэкологии, которая отвечает за экологические проблемы литосферы. Получается, геоэкология не занимается биотой, не занимается социумом. А все остальное входит в сферу ее интересов. Хотя биота, как и социум, тоже важны, поскольку они рассматриваются в качестве индикаторов загрязнения всех земных сфер.

Ред.: Геоэкология – это наука или нет?

В.Э.: По этому поводу ведется очень много разговоров. Я считаю, что наука. Более 10 лет в соответствии с Федеральным государственным образовательным стандартом мы выпускали специалистов по специальности «Геоэкология». У них прямо так в дипломе было записано. И кандидатскую, и даже докторскую диссертацию по направлению «Геоэкология» тоже можно защитить, получив ученую степень кандидата и доктора геолого-минералогических, технических или географических наук.

Теперь, правда, образовательный стандарт касается подготовки бакалавров по направлению «Экология и природопользование», разделённый, как я уже говорил, на академический и прикладной бакалавриат. А специализированные советы по защите диссертаций так и остались по «Геоэкологии».

Ред.: Какие перспективы трудоустройства у Ваших выпускников? Они все становятся изыскателями?

В.Э.: Давайте посмотрим на те знания, которые получают наши студенты. Прежде всего, мы давно поняли, что инженерно-экологические изыскания тесно связаны с оценкой воздействия на окружающую среду. Поэтому наши выпускники очень хорошо знают, как осуществлять процедуру «Оценка воздействия на окружающую среду» (ОВОС).

Кроме того, в рамках ОВОС и некоторых других дисциплин студентов обучают расчетам лимитов на выбросы (ПДВ и ПДС). Они умеют заполнять специальные статистические формы 2ТП на воздух, воду и отходы, а заодно и проводить соответствующую инвентаризацию на предприятиях. Эти знания отлично подходят для работы в организациях, которые готовят проекты ПДВ и ПДС для разных компаний, а также разрабатывают инвентаризационный формы, сдающиеся в надзорные органы и позволяющие в ходе выездных проверок проверить достоверность информации о сбросах той или иной организации.

Отдельно наши студенты изучают методы геоэкологических, или как мы теперь их называем, экологических, исследований. Также им читается курс, который раньше назывался «инженерно-экологические изыскания», а теперь – «инженерные изыскания», охватывающий в той или иной мере все виды входящих сюда исследований. Мы посчитали, что нельзя рассказывать только об одной составляющей комплекса работ – знания получаются неполноценные. К этому же, кстати, постепенно приходят и на гидрогеологическом факультете, но там все еще читают узкий курс по инженерно-геологическим изысканиям.

Наши студенты во время обучения пишут не только курсовые работы, но и программы инженерно-экологических изысканий, обрабатывают фактический материал теми же методами, которые расписаны в нормативных документах: считают СПЗ, строят гистограммы и карты коэффициентов концентрации разных элементов, суммарного показателя разных загрязнений, запыленности и т.д.
Так что, кроме инженерно-экологических изысканий, которые увязаны с ОВОС, а это очень большой блок работ, у ребят есть и много других направлений для деятельности.

Ред.: Все ли студенты стремятся в магистратуру, или многие уходят работать, получив степень бакалавра?

В.Э.: В магистратуру идут немногие. С моей точки зрения, ребята, получившие диплом бакалавра, уже вполне способны к работе на производстве. Мне кажется, что хотя Россия и подписала Булонскую конвенцию, но мы всех «обманули». Там то бакалавров три года учить положено, а у нас…

Тут простая математика. Специалистов по геоэкологии, гидрогеологии и инженерной геологии мы, вроде, учим 5 лет, а на самом деле это 9 семестров, т.е. 4,5 года, поскольку последние полгода отводится на подготовку дипломного проекта. А бакалавров мы учим 4 года, но это 8 полных семестров, потому что на диплом им времени отдельного никто не дает (около 3 недель по ФГОС). Таким образом, разница между прежними специалистами и нынешними бакалаврами составляет всего 1 семестр, а все мы понимаем, что если немного постараться, то часы этого семестра легко укладываются где-то в предыдущее время обучения.  

А вот магистратура – это уже некая надстройка, необходимая, по большому счету, только для дальнейшей учебы в аспирантуре. Магистратура длится 2 года, т.е. 4 семестра. Но учатся студенты более или менее только в первый семестр, где 6-7 дисциплин изучается. Во втором – уже четыре. В третьем семестре они учатся 7 недель, а остальное время занимаются НИР. В четвертом они уже вообще занимаются только наукой и подготовкой магистерской диссертации (в соответствии с ФГОС).

Ред.: Сейчас, когда почти не осталось государственных научно-исследовательских институтов, на какой базе выполняются научно-исследовательские работы?

В.Э.: Не все об этом знают, но на самом деле многие частные компании занимаются НИР. Тем более, что под эти работы удается выигрывать приличные гранты. А государство, действительно, совершенно не заинтересовано в этих работах. 

Ред.: Сегодня у изыскателей одна большая проблема. Часто они не могут удовлетворить потребности проектировщика в части качества информации. У экологов нет такой проблемы?

В.Э.: Это как посмотреть на вопрос. Основным заказчиком инженерно-экологических изысканий является обычная валовая городская застройка, где особенно и не требуется ничего. Для них вообще идеальным было бы инженерно-экологические изыскания не проводить. Но экспертиза требует. Поэтому делают по минимуму и все довольны.

Но на самом деле, ни методически, ни методологически инженерно-экологические изыскания совершенно не развиваются. Все по СП 1997 года. 20 лет прошло.

Ред.: А что, на Ваш взгляд, нужно для развития инженерно-экологических изысканий?

В.Э.: Я считаю, что для этого должна постоянно меняться и обновляться нормативная база. Если этого происходить не будет, то все так и останется на одном месте. Заказчику не нужно ничего лишнего, ничего инновационного, ничего более точного и надежного. Все всегда будут делать тот минимум, который написан. Не более.

Поэтому все наши нормативные документы должны обновляться хотя бы раз в пять лет, туда должны внедряться новые методы, технологии, оборудование. Тогда, возможно, и инженерные изыскания будут пользоваться популярностью у заказчиков.